 К празднику Победы от дочери Дмитрия Антоновича Сахарова, Анны. Совсем недавно я наткнулась на милый, никогда не публиковавшийся папин рассказ под названием «Концерт» и отложила его, подумав, что повод познакомить с ним обязательно найдется, нужно только подождать.
Думаю, что отец когда-то так же, как я, решил подождать повода и так же отложил, но идея утонула в других его многочисленных замыслах, а повседневная суета и вовсе заставила забыть о ней.
Мне же ждать не пришлось, вы дали повод.
Прекрасный повод!
Праздник Победы!
И повод, и ваша теплая компания идеально подходят для знакомства с этим рассказом.
Вы станете первыми читателями, слушателями.
Примите от меня папин привет. Он рад с вами поговорить.
Вечная память!
КОНЦЕРТ
Я прочитал объявление: «Сегодня в конференц-зале больницы состоится концерт самодеятельности школьников. Начало в 17 часов. Приглашаются ходячие и выздоравливающие».
Мы пошли на концерт с Иваном Алексеевичем, моим соседом по койке. Звали и других, они отказались. Вот ещё, говорят, хор Пятницкого.
Я-то пошёл не просто от нечего делать. Объявление напомнило мне, как в сорок первом мы, ребятня в красных галстуках, выступали в госпиталях. Тема эта уже охвачена изящной словесностью, есть у Евтушенко такие стихи, да и Роберт Рождественский очень драматично описал, как майор умирает во время пения лирического героя, – и не будить память захотелось мне на предмет дальнейшей эксплуатации тех пионерских концертов, а просто посмотреть на то же самое с иной позиции.
Тогда – пятиклассником – я пел в хоре или же играл на виолончели сентиментальный вальс Чайковского: во рту пересыхало, рубахи, бинты и гипсы раненых сливались в одно белое пятно, – а как это, интересно, выглядит со стороны?
Такая была у меня мысль, когда я направлялся в конференц-зал со своим соседом, седым и ласковым стариком Иваном Алексеевичем, отлежавшим после второго инфаркта.
Народу набралось порядочно, всё больше люди пожилые, они вообще преобладали в больнице.
Выступали, как я понял, ученики пятого и седьмого классов, причём семиклассников объявлявшая девочка называла по имени и фамилии, а про пятиклассников она просто говорила: «А теперь ученица пятого класса исполнит танец куклы». Сама, значит, была из седьмого, такой я сделал вывод.
Мне очень приглянулся ученик Ефремкин Саша, он играл на баяне песню «Грушица». Должно быть, он слегка недоучил пьесу, потому что в конце каждого куплета путался, жал куда попало, спешил зацепиться за новый куплет, то есть ещё раз повторить все с начала. Собою Саша был славный такой мальчишка в мятых вельветовых брюках, которые были ему коротки, и в чёрной курточке. Белобрысый чубчик его был смочен и зачёсан набок, ясный лоб пересекала мучительная морщинка, к концу куплета углублявшаяся. Мне хотелось думать, что я был такой же славный пацан и когда я старательно выводил сентиментальный вальс на своей огромной бандуре, раненные так же сочувственно смотрели на меня. Саша доиграл свою «Грушицу» и радостно убежал за сцену, мы все ему похлопали, и тут я вспомнил такое, о чём давно забыл: как на одном концерте плакала Соня Дымова.
Тот концерт был тоже в большом зале, не в палате, как обычно. Раненых было битком, мне на таких концертах играть соло не доверяли, а должна была играть Соня, наша виолончелистка. Я же в школьном оркестре играл менуэт Моцарта и что-то ещё, не помню.
Затрудняюсь сказать, сколько лет было Соне, – осталось только ощущение, что она недоступно старше меня. Следовательно, ей могло быть тринадцать, а могло и шестнадцать, и я был влюблён в неё жалкой и сладостной влюблённостью малолетки.
Ребята из городского Дома пионеров изображали какую-то фронтовую сцену: сидят бойцы у костра и тихо поют:
Присядь-ка рядом, что-то мне не спится
Письмо в Москву я другу написал
Письмо в Москву, в далёкую столицу
Которой я ни разу не видал.
Тут я заметил, что Соня плачет. Она начала тихонько, потом вся затряслась, я увел её подальше от сцены, гладил там по руке и очень любил. Сам я не очень понимал, что такое – когда бои идут под самой Москвой, но Соня была недоступно старше, и она плакала.
Я многого тогда не понимал. Помню, в каком радостном возбуждении я был, когда узнал, что началась война с фашистами. Рад был! Вот и теперь – Соне через два номера выступать, она плачет, всё в ней сотрясается, а я стою, глажу её руку и в общем-то ничего не понимаю.
Зато через несколько дней я прославился. Самым первым в нашем многолюдном дворе я узнал о разгроме фашистов под Москвой и бегал от двери к двери, кричал, и все жильцы, все эвакуированные кричали, переспрашивали меня, только я один своими ушами слышал радио! – а старуха Кацнельсон дала мне стакан киселя.
Обо всём этом я вспомнил, хотя и не собирался, когда Ефремкин Саша доиграл свою «Грушицу», и продолжал думать про это всё время выступления голенастых девочек, певших про чибиса, и когда девочки поменьше, пятиклассницы, исполняли танец цветов. Потом ещё одна девочка выступила с татарским танцем, а Иван Алексеевич толканул меня в бок: «Гляди, штаны-то с гармониста!» – и в самом деле, на ней были вельветовые брюки Саши Ефремкина. Поверх брюк девочка натянула голубенькое платье и такой же косынкой повязала голову, и получилось по-татарски.
В конце концерта Саша выступил ещё раз, он снова был в своих штанах и сыграл теперь «Серёжку с Малой Бронной». Мне приятно было смотреть на Сашу и думать о себе, пацане.
Теперь я знал многое.
Я мог сравнить внутреннее старание Саши Ефремкина с тем, что об этом думают слушающие. Я знал, что Саша очень хочет сыграть гладко и что у него внутри все обрывается, когда палец ляпает не туда. Но и другое стало мне известно.
Оказывается, совсем несущественно: гладко или негладко, сентиментальный ли вальс или «Грушица», а важно, что вот сидит мальчонка, пыжится изо всей мощи, чубчик у него водой смочен, а у меня дома тоже сынишка, и у тех раненых за спиной дети были, свои или соседские, или просто чьи-нибудь, и надо жить дальше, вот в чём дело, а если получится – и воевать.
И, умудрённый опытом своих тридцати годов, я представлял себя поочерёдно то на месте Саши, то на своём собственном, что было совсем не трудно, и одно только меня беспокоило: я не мог представить себя на месте Ивана Алексеевича.
Иван Алексеевич заметил, что я поглядываю на него, и, коротко вздохнув, сказал:>
– Только бы пожить дали детишкам.
Слова эти были страшны и непонятны, как непонятно было выражение лица старика. Я понял, что недоступно далёк он от меня и в душе порадовался этому.
Я осмотрелся. На лицах сидящих – людей пожилых или просто старых – было то же выражение, что на лице Ивана Алексеевича, и выражение это было таково, что я затрудняюсь передать его словами. Наверное, мало сыграть сентиментальный вальс и мало умилиться, увидев это со стороны. Надо самому вынести все – эти войны, ежовщину, атомные испытания и два инфаркта, чтобы понять, о чём думает, глядя на поющих детей, Иван Алексеевич, старик.
Д. А. Сухарев
1960 г.
|
Абрамов Борис Александрович
«Тихий июньский вечер. С берега Буга доносится то тихо, то вдруг громче плеск воды. В листве заливаются соловьи, словно соревнуются друг с другом в искусстве. Во всем чувствуется довольство жизнью и спокойствие!
Только часовые ходят мерным шагом, зорко всматриваясь в сгущающуюся темноту ночи. Постепенно все птицы смолкли, стих даже плеск Буга. В воздухе нависла какая-то тяжелая и давящая тишина. Казалось, она пришла вместе с предрассветной сыростью и туманом.
Люди спят безмятежным сном, не чувствуя надвигающейся смерти.
А она, жадная и сильная, вдруг, неожиданно всей своей мощью ворвалась в жизнь людей, неся с собой страдания и стоны, горе и нищету.
Четыре часа утра. На востоке начинает слегка сереть. И в этот момент смерть, ревя во всю свою раскрытую пасть тысяч орудий и сверкая сотнями тысяч пожаров и разрывов, наложила свои цепкие лапы на город Брест-Литовск. В одно мгновение все покрылось морем огня, все звуки сплавились в один мощный рев (орудий и разрывов снарядов и бомб).
Начавшийся было день, словно испугавшись, спрятался обратно в ночь дыма и взлетающей вверх земли. Эту ночь прорезывали только маленькие летающие дьяволы - трассирующие пули.
Красноармеец, бывший подчаском, оторопело вскакивает. В первый момент он не может понять, что произошло. В его ушах стоит непрерывный гул…
Красноармеец увидел, как открылись Северные ворота крепости, и оттуда повалили беспорядочные толпы. Люди метались в панике и страхе, не каждый мог сразу дать себе отчет в том, что произошло……..»
Абрамов Борис Александрович «Воспоминания о плене». Сборник прозы, Научно-издательский центр Логос, Ставрополь, 2020, Составитель Е. Абрамова.
Книгу можно скачать в эл виде на сайте
Так 22 июня 1941 г. началась не книжная, не киношная, а самая настоящая война в жизни 19-ти летнего Бориса Абрамова и всей огромной страны.
Абрамов Борис Александрович, автор предлагаемых вашему вниманию воспоминаний о времени, проведенном в плену, небольшой повести «Оля» и нескольких коротких рассказов из жизни военнопленных, прошел этот путь с 22 июня 1941 года по 5 мая 1945 года. В его воспоминаниях, с одной стороны, нашли отражение потрясшая нашу страну трагедия войны и противоречия тех лет, о которых и сейчас не утихают бурные споры, а, с другой, ярко и последовательно проявился незаурядный характер этого человека. О многом читатель сам сможет составить представление, прочтя это искреннее послание из прошлого, которого не коснулись ни идеологические наслоения последующих лет, ни рука редактора, ни конъюнктурные соображения «карьеры» или собственной безопасности. Сейчас кажется невероятным, но через все четыре года нечеловеческих испытаний Борисом была пронесена полевая книга, в которой карандашом были написаны наброски, да и целые главы воспоминаний и рассказы.
Она и сейчас храниться в нашей семье. Позднее после освобождения в августе 1945 он переписал воспоминания чернилами, а затем, когда представилась возможность, перепечатал. Уже сейчас, готовя материалы к печати, я нашла и рукописные повести, которые также представляли собой вполне законченные произведения. К сожалению, основная часть – Воспоминания о плене – обрываются…..Сохранился только план-набросок будущей, но не написанной книги вплоть до освобождения в мае 1945 года американскими союзниками. Даже это краткое перечисление важнейших моментов (чтобы ничего не забыть) пребывания в лагере дает представление о том, что пришлось пережить людям…
Удивительно и то, что это написано, по нашим меркам, совсем юным человеком, попавшим в плен 22 июня 1941 года во время первой бомбежки Бреста через месяц после своего 19-летия и освободившимся за неделю до 23-летия.
Учился Борис в 174-й школе Свердловского района г. Москвы, сейчас это лицей № 1574, © Ссылка на источник: http://lyc1574.mskobr.ru/obwie_svedeniya/history. Школа было замечательная, об этом говорит уже то, что в 1949 году участники школьного драматического кружка организовали встречу оставшихся в живых «актеров» (есть программа).
Борис – ученик 174-й школы
Окончил Борис школу с отличием 17 июня 1940 года, получив право поступления в Высшую школу без экзаменов.
Борис после окончания школы 1940 год
Но сразу после школы в ноябре 1940 г. он был призван в армию в 131-й артполк, располагавшийся в Брестской крепости. Именно там 22 июня 1941 года и настигла Бориса война. Подвиг советских солдат, защищавших Брестскую крепость широко известен.
Получив два сквозных пулевых ранения предплечья и области поясницы, осколочное ранение бедра и ожог большей части спины, Борис попадает в госпиталь
С этого момента начинаются события, описанные в его «Воспоминаниях о плене». В его бумагах есть маленькая «справка», написанная им от руки, видимо, для различных «инстанций и органов». По ней можно судить насколько автобиографична эта повесть.
Пребывание в лагерях
- 23 июня 1941 г. г. Кобрин госпиталь* 24 июня 1941 г.
- 24 июня 1941 г. госпиталь для военнопленных в г. Брест-Литовск (химгородок)** апрель 1942 г.
- апрель 1942 г. лагерь для военнопленных в Седльце (Польша) лагерь для военнопленных в Бяла-Подляске (2-3 недели) лагерь для военнопленных в Седльце (Польша) сентябрь (?) 1942 г. лагерь для военнопленных в Понятово (Польша)
- сентябрь (?)1942 г. лагерь для военнопленных в Демблине (Польша) февраль 1943 г.
- февраль 1943 г. рабочая команда в г. Люблин 10 марта 1943 г. вторичный арест
- 10 марта 1943 г. каземат в крепости 22(?) июня 1943 г. изолятор в лагере для штрафников в Демблине***
- 24(?) июня 1943 г. концлагерь Маутхаузен (1 месяц в карантинном бараке), затем Гузен****
- 5 мая 1945 г.*****
_____________________________
* – на второй день войны был взят фашистами;
** – по данным Международной службы поиска был арестован по причине отказа от работы;
*** – по данным Международной службы поиска доставлен в концентрационный лагерь Маутхаузен службой безопасности полиции Варшавы (номер арестованного 29955, категория «Русский цив. А», т.е. русский рабочий);
**** – по данным Международной службы поиска 25 июня 1943 г. переведен в концентрационный лагерь Маутхаузен команда Гузен, номер 1162/48341; 10 марта 1943 г. переведен в концентрационный лагерь Маутхаузен команда Линц.
***** – лагерь освобожден американскими союзниками.
Когда Борис вернулся из плена в 1945 году, он узнал, что его отец был арестован в 1943 году по доносу и расстрелян, хотя в справке было указано, что он умер от разрыва сердца в заключении.
Теперь на нем было уже два клейма – нахождение в плену и сын врага народа. Предстояло найти свое место в «мирной» жизни. В Московский университет на математический факультет его не взяли с такой биографией.
Поступил Борис в 1946 году на вечернее отделение 1-го Московского государственного педагогического института иностранных языков им. Мориса Тореза благодаря, во-первых, заступничеству соратников по лагерю, которые его очень высоко ценили, и, во-вторых, тому обстоятельству, что у кого-то из руководства Института в подобной ситуации был родственник. Окончил в 1949 году, 1968 году защитил кандидатскую диссертацию. В дальнейшем работал в Московском строительном институте, затем в Педагогическом институте, где более 20 лет заведовал кафедрой грамматики немецкого языка. Стал профессором, одним из ведущих российских филологов-специалистов по грамматике немецкого языка. Выпустил несколько книг, которые и сейчас переиздаются. В последние годы являлся вице-президентом Международного общества узников концлагеря Матхаузен и членом наблюдательного совета Фонда «Взаимопонимание и примирение», его вклад в работу этих организаций трудно переоценить. (За 2-х летнее пребывание в концлагере Матхаузен от правительства Германии его вдова Семенюк Наталья Николаевна в 1995 году получила «компенсацию» в 746 немецких марок!). Имел правительственные награды – медали «За Отвагу», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.» и др. Умер 06 ноября 1994 г.
О его мытарствах в этот период могут дать некоторое представление статья в газете от 25 июня 1991 года №151 (26599) и некролог, написанный его французскими друзьями по Гузену, входившими в Международный Комитет по сопротивлению.
Некролог (перевод)
Заместителя председателя Международного Комитета Маутхаузена, Бориса Абрамова больше нет с нами.
Борис Абрамов в Маутхаузене 5 мая 1991 года (Фото Лавейль)
По одному из таких совпадений, которые преподносит судьба, наш друг Борис, Борис Александрович Абрамов, бывший узник Гузен I, умер в Москве 6 ноября прошлого года, именно в тот день, когда его вместе с его женой Натальей впервые должны были встречать во Франции несколько его друзей.
На этот раз он навсегда покинул нас; долгое время, действительно, мы думали, что его нет в живых, пока в 1986 году, когда он был избран на пост вице-президента C. I. M., я с радостью не получил его письмо.
Борис обеспечивал советское присутствие в контактах между людьми различных национальностей, которые воплощают то, что, по нашему мнению, представлял собой «Комитет» Международного сопротивления в Гузене I, о существовании которого очень полезно напомнить, рассказав о некоторых из тех людей, которые сделали возможным его работу.
.. Борис Абрамов стал вторым “лидером” лагеря, освобожденного Гузена I; он готовил к репатриации своих советских товарищей, с которыми 15 мая 1945 года покинул Гузена.
Затем Борис должен был вернуться на службу в Красную армию, прежде, чем он смог в трудных условиях вернуться на учебу в Московский технический университет; там он станет профессором немецкого языка и останется там до последнего времени. В сентябре 45 года он направил бельгийцу Люсьену Ванерлу лишь одно письмо, которое было обнародовано в Комитете Гузена, прежде, чем на протяжении почти сорока лет опустился свинцовый занавес, прекративший все контакты с Советским Союзом. Мы думали, что никогда его больше не увидим...
В C.I.M. он установил сердечные контакты со всеми членами, включая наших австрийских товарищей, которые часто помогали облегчить (обеспечить) его участие в заседаниях, на которых он всегда проявлял большой здравый смысл в сочетании с сдержанной уверенностью.
Наша дружба, неподвижная и немая на протяжении многих лет, делает его уход еще более трагическим для нас. Это то, что я хотел бы выразить его жене, дочери и семье, также от имени наших друзей. Осень 1994 года поражает нас утратами: Борис Абрамов, Мишель Хак, мы все больше и больше одиноки наедине с нашими воспоминаниями.
Серж Шумофф
Волин Борис Михайлович
Волин Борис Михайлович (1 июня 1886 — 16 февраля 1957) - советский историк и филолог, журналист, партийный и государственный деятель.
С юности включившись в революционное движение, подвергался арестам, был вынужден эмигрировать в Париж (1911), где учился на юридическом факультете Парижского университета.
В Россию вернулся накануне Первой мировой войны, поступил на юридический факультет Московского университета (окончил в 1917 году). В дни вооружённого восстания 1917 года в Москве Волин некоторое время был председателем Военно-революционного комитета Замоскворечья.
После революции Б.М. Волин работал во многих партийных и государственных структурах, был на дипломатической работе в Париже и в Вене, руководил отделом печати Народного комиссариата иностранных дел, был одним из основателей и первым главным редактором газет «Московская правда» и «Вечерняя Москва», заместителем наркома просвещения РСФСР.
1 октября 1941 года Б.М. Волин выехал на фронт в район Дорогобужа для чтения лекций, но воинская часть, в которой он находился, попала в окружение. В тылу врага, будучи на оккупированной территории, выдал себя за профессора МГУ Новицкого, обрусевшего немца (фольксдойче) проводившего отпуск в деревне под Дорогобужем. Этой легенде соответствовал его пожилой возраст и отращенная седая борода, свободное владение немецким и французским языками. Немцы не тронули профессора, а он быстро наладил связь с местными партизанами и организовал подпольную партгруппу. Это позволило ему создать на оккупированной территории госпиталь, в котором, кроме местных жителей, оказывали помощь партизанам и советским воинам, оказавшимся в тылу врага. Так Волин стал организатором и секретарём большой партизанской группы в Смоленской области. Военные действия на этом участке фронта продолжались, но наши войска на короткое время освободили Дорогобуж, и Волин получил возможность вернуться в Москву, к счастью до того, как в Дорогобуже появились гестаповцы, которые, несомненно, быстро разоблачили бы мнимого «профессора Новицкого» и его связь с партизанами. Весной 1942 года Волин был переброшен в Москву на самолёте, написал книгу «Всенародная партизанская война», а в 1944 году вновь ушёл на фронт. За боевые заслуги Борис Волин был награждён двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, медалью «Партизану Отечественной войны» и другими медалями.
Янин Юрий Иванович
Мой отец, Юрий Иванович Янин, был из поколения выпускников 1941 г., большинство из которых, по статистике, погибли во время Великой Отечественной войны. О войне отец рассказывал крайне редко только близким и никогда публично.
Ему очень тяжело было снова вспоминать пеший переход от Сталинграда до Астрахани и обратно зимой; голод в степях Калмыкии, когда приходилось варить кожаные ремни; танковые сражения, в которых нет места пехотинцу, вынужденному укрываться в окопах, обрушивающихся под тяжелой техникой; трудно, почти невозможно, заново переживать отчаяние от известия о гибели матери, атаки и грязь, вынужденную жестокость людей. Пройдя через все это во время войны, после нее он выбрал самую мирную, но очень трудную профессию - стал врачом.
Пережитое нашими предками тогда, во время Великой Отечественной войны во имя Победы, были ли они в окопах, в тылу или оккупации, должно оставаться в памяти и сердце потомков.
Янин Юрий Иванович (6 марта 1924 - 30 октября 2001).
Июнь 1941 - окончил среднюю школу с золотой медалью.
16 августа 1942 г. - призван в Красную Армию с первого курса Сталинградского политехнического института.
август - октябрь 1942 г. - курсант Первого Астраханского Военно-пехотного училища (пос. Тинаки).
октябрь 1942 г. - январь 1943 г. - 248 стрелковая дивизия, 89 стрелковый полк, 3 стрелковый батальон (сержант, стрелок, командир минометного расчета), Сталинградский фронт, Юго-Западный фронт.
9 января 1943 г. - ранение (участвовал в боях в Калмыкии), госпиталь. В 1970-е был признан инвалидом Великой Отечественной войны на основании архивных данных по этому ранению и состояния здоровья, отягощенного старой раной.
февраль 1943 - июль 1945 г. - 127 стрелковая (Чистяковская Краснознамённая ордена Кутузова) дивизия, 547 стрелковый полк (минометчик, стрелок, разведчик, командир минометного расчета, писарь), Юго-Западный фронт, с ноября 1943 - Первый Украинский фронт. В составе полка прошел от Миуса до Праги. Участвовал в боях под Житомиром, прошел Карпаты. Принимал участие во взятии Берлина и освобождении Праги. Закончил войну в звании гвардии старшина. Демобилизован в 1947 г. в Австрии.
Боевые награды:
Медаль "За отвагу" 1943
Орден "Славы III степени" 1944
Медаль "За боевые заслуги" 1945
Орден "Красной Звезды" 1945
Медаль "За взятие Берлина" 1945
Медаль "За освобождение Праги" 1945
Медаль "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг." 1945
Польская медаль "Medal Zwyciestwa i Wolnosci" (Победа и свобода) 1946
Мать Ю.И. Янина, моя бабушка, Анна Ивановна Янина, погибла при бомбежке 12 апреля 1943 г. Отец, мой дедушка, Иван Филиппович Янин, скончался в январе 1941 г. Остались лишь портреты. Старший брат, мой дядя, Владимир Иванович Янин, прошел Финскую войну, в Отечественную войну служил в ПВО г. Москвы. Подполковник, ветеран Великой Отечественной войны.
После войны Ю.И. Янин окончил курс (1954) и клиническую ординатуру по кафедре туберкулеза (1957) 2-го Московского государственного медицинского института им. Н.И. Пирогова и работал врачом (в том числе главврачом ведомственной поликлиники и больницы) до 1998 г. Отличник здравоохранения, ветеран труда.
Янин_Прага - Янин Ю.И.
Прага 4 июня 1945 г.
Янин Sporne Польша - Sporne,
Польша 8 ноября 1944 г.
Янин Австрия - Янин Ю.И.
Австрия, апрель 1946 г.
_____________________________
И.Ю. Баклушинская (Янина).
Шакиров Кашфуль Исламович
Мой дедушка Шакиров Кашфуль Исламович родился 29 декабря 1918 года в Башкирской АССР, Бакалинский р-н, с. Старо Куяново.
Мои дедушка и бабушка участники Великой Отечественной войны.
Моя бабушка Шакирова (Халикова) Назиба Ризатдиновна родилась 29 декабря 1922 года в Татарской АССР Муслюмовского района с. Варяш-Баш. За военные заслуги мой дед был награжден орденом Красной Звезды. Бабушка награждена нагрудным значком «Ворошиловский стрелок» и очень этим гордилась.
Шакиров Кашфуль Исламович защищал восточные рубежи нашей Родины и участвовал в борьбе с японскими интервентами. Его служба началась 19 декабря 1938 года, в 50-м стрелковом полку 39-й стрелковой дивизии Дальневосточного фронта. Несмотря на то, что формально СССР и Япония оказались в состоянии войны только с 9 августа 1945 года, вооруженные конфликты между странами протекали постоянно.
Шакирова Назиба Ризатдиновна закончила Медицинское училище и по зову сердца поехала работать на Дальний Восток (Приморский край, Бухта Ольга, село Серафимовка). И на другой день, после ее приезда началась война. Во время войны бабушка работала в передвижном военном госпитале и не только оказывала помощь раненым, но и защищала их от нападений диверсантов.
Судьба свела моих дедушку и бабушку в Приморском крае, хотя и жили они в соседних республиках. Мой дед стал профессиональным военным и закончил службу в звании полковник в 1968 году.
Вся наша семья ими гордиться и никогда не забудет.
Алла Ильясова.
|
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки
